Вещи вечного обаяния. В мастерской художника Бориса Кочейшвили. Часть 2.

«Мне интересно изображать две вещи: пластику женщины и пространство».

Уже в ранних работах определяется индивидуальный стиль и четко сформулированный круг интересов мастера. Ритмически выверенные и выстроенные пространства он населяет женскими фигурами, зачастую пребывающими в своеобразной пластической экзальтации, архитектурными мотивами. Башни, храмы, различные предметы, цветы всегда геометрически и стилистически переосмыслены, скорее, стилизованы в некие «формулы» этих предметов. Они кочуют из картины в картину, из пространства в пространство в новых хитросплетениях ритмов. Мотив барочного башнеобразного то ли дыма, то ли дерева рядом со строгим кубическим объемом дома… Женщины, скрутившие свои руки-ноги будто в сложном «па» какого-то странного танца… Широкая полоса реки, отделяющая передний план от заднего и создающая, при всей условности изображения, невероятно глубокое, близкое к иллюзиону пространство. Некоторые образы, как драгоценные находки, как точные пластические формулы индивидуального художественного «я», проходят через всё творчество Бориса Кочейшвили.

Практически не выходя за пределы однажды сформированного круга приемов и сюжетов, он обращался к самым разным художественным техникам. Экспериментируя с изобразительными возможностями различных материалов, художник добивался от них максимальной выразительности, а зачастую и совершенно нового звучания. За полвека занятий искусством Борис Кочейшвили добился виртуозности в графике, в живописи и в скульптурном рельефе, которым он с невероятным увлечением занимается последние годы.

Основные вехи

В 60-х, сразу после училища художник увлекся модной в то время печатной графикой. Несколько лет он провел в Экспериментальной студии офорта И. Нивинского, занимаясь гравюрой, офортом и литографией. Затем Кочейшвили обратился к камерному рисованию черной тушью на мелованной бумаге с помощью широкой жесткой кисти. В этой технике, особенно полюбившейся художнику, ему удалось достичь необыкновенной вибрации тончайших оттенков серого цвета. Виртуозно управляя тоном и пластикой линий, он создавал живопись средствами графики.

Обратившись чуть позже к масляной живописи, Борис Кочейшвили пишет на больших листах оргалита изысканные, почти монохромные композиции, будто пытаясь воплотить в корпусном письме открытия, сделанные им за годы работы с послушной тушью. В то же самое время художник много работает акварелью и пастелью.

Борис Кочейшвили. Цветок. 1998 г. Мелованная бумага, тушь, кисть. 62 х 71.

В начале девяностых художник уезжает подальше от неуютной перестроечной Москвы в глухую деревню, где мечтает обустроить своё собственное идеальное художественное пространство. В течение четырёх лет он строит дом, мастерскую и… пишет стихи. Результатом этого добровольного уединения явилась книжка стихов «Два дома» и несколько десятков акварельных рисунков на грубой оберточной бумаге. Возвратившись в Москву, Борис Кочейшвили вновь принимается за работу. Он создаёт большой цикл «Сухих фресок» - больших рисунков пастелью на гофрокартоне, а также изобретает необычную и весьма остроумную технику рельефа. На основе гипса и папье-маше он лепит рельефные композиции и красит их в белый цвет. Эти работы - то ли скульптура на плоскости, то ли объёмная графика. Их интереснее всего наблюдать при меняющемся освещении, когда к пластической выразительности композиции добавляются самые разнообразные варианты игры теней, отбрасываемых на белый фон объёмными изображениями.

Вскоре художник нащупывает ещё один путь - в его творчестве наступает «черно-золотой» период. На шершавой и грубой изнанке оргалита, загрунтованной черной акриловой краской, с помощью золотых пятен и лессировок появляются из таинственной тьмы фигуры и предметы. За счёт дрожащего, словно тающего контура и сложносоставных полупрозрачных слоёв фона эти работы приобретают сложное и глубокое пространство. Вибрации золотых всполохов в чернильной темноте фона напоминают уроки любимого Рембрандта. Здесь художник опять работает на стыке различных техник, будто экспериментируя с обогащением графического рисунка цветом, светом и живописной пластикой.

Начиная с 2000х годов, Борис Кочейшвили всё больше увлекается работой с цветом. По его словам, он, с двадцати лет непрерывно рисующий, лишь после шестидесяти впервые серьёзно увлёкся живописью. Художник, считавший себя до сих пор преимущественно графиком, оказывается тончайшим колористом. Борис Кочейшвили начинает писать акрилом как акварелью, тонкими лессировками, лишь иногда прибегая к корпусной, плотной живописи. Его таинственные пейзажи, натюрморты и геометрические построения бесконечно вариативны. Хитросплетения цветов и оттенков существуют в пределах отточенных и равновесных объёмов и форм.

Борис Кочейшвили. Рай II. 1990 г. Масло, оргалит. 113 х 125.

Наконец, на пороге своего семидесятилетия, зимой 2009 года, художник в очередной раз обращается к новому материалу для воплощения своих пластических фантазий. Результатом различных проб и экспериментов становится создание нового вида рельефа - живописного моделирования гипсовой штукатуркой. Похоже, что в работах этого периода Борис Кочейшвили собирает воедино то, чем занимался в течение всей жизни. Занятия графикой помогли ему в совершенстве овладеть композицией и характерным рисунком. Работа с рельефом – постичь секреты пластики и умелого использования светотеневых эффектов. Живописные штудии научили работе с цветом. Накладывая серую массу на фанеру и работая широким мастихином как кистью, художник рисует железным инструментом изящные фигуры, предметы и формы. Затем расписывает рельефы акрилом или красит в один цвет.

Очень эффектно выглядит медная или золотая краски, которые он часто использует. В этом случае рельефы получаются похожими на отлитые из металла доски, но с удивительной внутренней вибрацией «рваных» краев, с неожиданно воздушной, пористой текстурой материала. Возможно, впервые в истории рельефа, ограниченного, как правило, техническими особенностями отливки в формы, художнику удалось добиться фиксации свободного дыхания. Удалось создать импровизации, обычные в графике и живописи, но не существовавшие доселе в твердом материале.

Следуя творческому инстинкту

Художественные находки и уникальный стиль Бориса Кочейшвили ценны вне всякого контекста, ибо в них есть всё, что отличает настоящее искусство от сиюминутной шелухи – яркая индивидуальность, талант, мастерство и человечность. Оглядываясь на пройденный художником путь, поражаешься удивительной свободе и разнообразию, и в то же время цельности этого мастера, верного самому себе независимо от времени и обстоятельств.

Борис Кочейшвили. Мальчики. 2005 г. Оргалит, гипс, акрил.58 х 61.

Сам художник считает, что творчество неразрывно связанно с биологией человека. В искусстве первична не мозговая деятельность, но следование зову творческого инстинкта : «Самое интересное выходит, когда художник идёт на поводу у неведомых ему сил, не отдавая себе отчета в том, к какой технике и стилю он обратится сегодня или завтра. В противном случае его удел - ремесло или тиражирование». Борис Кочейшвили никогда не стремился торговать своими работами, не пытался добиться успеха или признания, потому имя художника до сегодняшнего дня было хорошо известно лишь кругу ценителей и специалистов, несмотря на то, что его работы давно находятся в коллекциях лучших музеев России. Государственный Русский музей, подводя итоги минувшего века выставкой «Рисунок и акварель в России. ХХ век», включил Бориса Кочейшвили в число сотни с небольшим художников, определивших лицо российского изобразительного искусства. В мастерской Кочейшвили хранится множество замечательных работ, еще неведомых широкой публике, и настоящее открытие и признание этого художника, несомненно, ещё впереди.

Читайте начало статьи: Вещи вечного обаяния. В мастерской художника Бориса Кочейшвили. Часть 1.

Тамара Вехова, искусствовед