Художник – график Камиль Губаевич Губайдуллин (1949-2017). Часть 4.

В 1980 году в жизни художника Камиля Губаевича Губайдуллина происходят перемены. Возвращение на родину, в любимую им Башкирию. Принимая такое решение, художник поступался многим. В Ташкенте он прожил без малого пятнадцать лет, оставил там среду художников, в которой он находил понимание и поддержку. В Башкирии его практически никто не знал. И начиная по существу новую жизнь, нн надеялся в чем-то изменить свое творчество, как-то смягчить, может быть, по советам доброхотов и, по их мнению, слишком односторонний взгляд на жизнь. Вспоминая родину сво­его детства, стремясь к незамутненным источникам, надеясь впитать красоту людей и природы, Камиль Губайдуллин не представлял себе, насколько далеко зашел дух разрушения, связан­ный с гибельным вторжением все новых и новых промышленных гигантов в природу Башкирии.

Отравляются не только реки, воздух, земля, отравляются души людей. В искусстве возни­кали робкие попытки хоть как-то отразить столь ужасное положение. Несколько художников, такие как Сергей Краснов, Мишар Фельдери и другие, активно вторгались тогда и сейчас в запретную ранее тему.

На выставках тех лет царила атмосфера чуть ли не патриархальных отношении, культивируемых чиновниками. Она, конечно же, вписывалась в рамки того директивного искусства, долженствующего отражать самобытное национальное искусство.

Художник график Камиль Губаевич Губайдуллин

Действительно, народу Башкирии присуща самобытная поэтичность. Дух метафоры пронизывает все жанры искусства. Обостренное чувство красоты, рожденное природой. Но когда гибнет природа, гибнет и красота, гибнет и искусство.

Но возможно ли сохранить своеобразие культуры, не соотнося ее с культурой мировой со всеми радикальными изменениями, происходящими в жизни общества, закрыв глаза на гибель окружающей нас природы? И если каждая национальная культура не есть часть мировой не окажется ли она загнанной в духовную резервацию?!

В своих работах, созданных в Башкирии, художник пытается поднять именно эти проблемы. Его серии офортов, посвященных жизни башкирской деревни, наполнены тревожным духом. Эпичность работ несомненна, причем достигнута она не чисто внешними признаками такими как национальная одежда, орнамент, биржа bitcoin, то есть теми приметами национального быта и жизни, которые уже успели стать штампами в искусстве, а совершенно, казалось бы, неожи­данными связями и противопоставлениями. Способность художника видеть человека и окружа­ющий его мир в совершенно удивительных и неожиданных ракурсах, придавать обыкно­венным вещам поэтический и глубокий смысл, придавать банальнейшим сюжетам характер тайного и значительного действа — отличительная черта его творчества. Глубоко личное всег­да переплетается у художника с теми идеями и мыслями, которые, может быть, еще только носятся в воздухе, но которые уже составляют духовное содержание общественной жизни.

Камиль Губайдуллин. САЛАВАТ ЮЛАЕВ. Из серии «Салават» . 2004 год. Бумага. Офорт. Размеры: 63 x 49.

Сюжет со снего-задержателями превращается у художника в поэму о единстве и стойкости.

Офорт с фигурой пастуха, слушающего гудение проводов — чем не метафора общественных умонастроений тех лет. Ожидание здесь соседствует с отчаянием, покорность с яростью.

Мальчик, светящий в ночное небо фонариком. Усталые фигуры мужчин, которым не до миров, разверзшихся над ними. И слабый луч фонарика тоже не в состоянии пробиться к иным мирам! Старик, устало лежащий на сухой траве, одетый в выцветшую гимнастерку и в кедах на ногах. Это ветеран. Он погружен в видения прошлого. И старые мельничные жернова здесь, как жернова жизни, а борозды на них, как некая космологическая система.

Гнездо на нефтяной качалке-балансире. Работа пронизана острым чувством Родины. Стра­хом что все живое будет вынуждено вот так балансировать на грани экологической катастрофы.

Мальчики, бросающие диски пластинок. Чем не современные дискоболы. Этот офорт об угрозе бездуховности на фоне разрушающейся окружающей среды.

Казалось бы, работы художника легко расшифровываются, и в этом их несомненное достоинство. Но вот что об этом говорит сам автор: «Конечно, впечатления зрителя и его реакция по отношению к моим работам в общем-то верны, да и сам я стремлюсь к предельной простоте выражения, но до конца зрительская версия не в состоянии все объяснить. Сколько зрителей столько и версий. Ведь кроме замысла и чисто литературных впечатлений от ра­боты, существует и изобразительный ряд, который в конечном счете решает все.