Идущий под первым номером

Дмитрий Бальтерманц - для смартфоновского поколения это имя ничего не скажет, но те, кто листал журналы «Огонек» – вспомнят мгновенно известного фото­мастера. И один лишь охват столь гро­мадного промежутка времени из жизни страны способен привлечь внимание многочисленных любителей фотогра­фии. Однако имя Бальтерманца обла­дает и особой притягательностью - фотограф по праву считался первым в своем деле. Сегодня мы  публикуем статью Льва Шерстенникова, анализиру­ющую творчество мастера.

На довольно нескудном, как виделось нам и всегда, небосклоне советской фотогра­фии звезда Бальтерманца была одной из самых ярких. Ее заметность обусловлива­лась постоянным нахождением в самой «наблюдаемой части неба» (свыше сорока лет он работал в журнале «Огонек» — без­ условном лидере по тиражу, периодично­сти и достаточно устойчивой приверженно­сти к фотографии) и собственным автори­тетом (среди репортеров журнала Бальтерманц всегда играл роль первой скрипки).

Мастер не чурался выставок — ни общих, ни персональных, умел «подать» фотогра­фию и в общении со зрителями, слушате­лями легко обращал их в свою веру. Но это — лишь дополнительные, сопутству­ющие обстоятельства. А главное — то, что фотография и он сам, Бальтерманц, в его же собственном представлении были неразделимы. Сменив однажды специаль­ность математика на профессию фотогра­фа, он уже никогда ей не изменял, не искал проявления своих способностей, допустим, в области слова. А остроумному и яркому человеку в жизни, думается, не долго пришлось бы искать собственный стиль и в иных, нежели фотография, областях твор­чества.

Дмитрий Бальтерманц. Горе. Из серии «Так это было…». Керчь, Крым. 1942 год.

Я не случайно обронил здесь понятие «со­ветская фотография». Как и все советское среди мирового, она была своего рода островом, на который, если и долетали ветры свободного мира, то слишком-то погоды не делали. Метод социалистичес­кого реализма, торжествовавший в литера­туре, кино, живописи, не обходил и фото­графию. А поскольку Бальтерманц всегда был в числе ее лидеров, то, естественно, и в ее ведущем методе, то есть методе соцре­ализма, он был первым, непревзойденным.

Так называемую постановочную съемку, долгие годы существовавшую чуть ли не как единственно правомочную, Бальтер­манц доводил до виртуозности. Он даже мог вернуться к понравившейся компози­ции и через годы, чтобы доработать в ней что-то и сделать красивый, сбалансирован­ный по свету, цвету и композиции снимок.

Дмитрий Бальтерманц. КУКРЫНИКСЫ.

Так, знаменитых «Кукрыниксов» он выпол­нил сначала в черно-белом варианте. А когда, спустя годы, в нашей фотографии появился цвет, Бальтерманц переснял соз­данную прежде сценку, почти не изменяя композиции, уже на цветную пленку. Фото­графия эта, путешествуя по многочислен­ным выставкам, собрала богатый урожай призов и медалей. Выходит, если фотогра­фия несла определенный эстетический заряд и могла радовать глаз своими изоб­разительными качествами, это еще раз доказывает, что фотография — многомер­на. И не только лишь по одному парамет­ру — безоговорочному следованию суровой правде жизни — она может быть признана как достижение фотографического искус­ства. Бальтерманц уверенно шел по этой, официально принимаемой у нас и за глав­ную, и практически за единственную вер­ную линию в рублицистическо-журналистской фотографии. Его портреты сталева­ров, летчиков-испытателей, представите­лей иных признаваемых у нас за героичес­кие профессий несли этот осязаемо герои­ческий оттенок. Волевые, по-хорошему мужественные лица, высочайшая техника съемки, свет, способные передать и мель­чайшие поры кожи, и крохотные капельки пота, и фактуру металла, ткани, брезенто­вых ремней — всего того, что попадало в кадр, но что неизменно становилось в нем обязательным, значительным, непременно работающим на образ...

ДМИТРИЙ БАЛЬТЕРМАНЦ. СЛЕВА НАПРАВО: БУЛАТ ОКУДЖАВА, АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ, РОБЕРТ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ, ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО.

В умении отжать лишь необходимое для кадра, а все остальное отбросить, видимо, кроется секрет, почему до сих пор, несмо­тря на смену вкусов и веяний, снимки эти остаются значительными, притягивающими внимание, хотя, разумеется, в меньшей сте­пени, нежели в годы их возникновения.

Обычную жизнь — серую, неустроенную, словом, временную — эти фотографии звали вперед. И я вовсе не уверен, что это было так уж безнадежно грешно. Но лич­ность фотографа, безусловно, талантли­вая, щедро одаренная, вылезала из этих рамок при первом же подворачивающемся случае. Фотографии похорон Сталина - рабочие ЗИСа слушают сообщение по радио — сочатся горем, безысходностью момента. Каким бы ни был сам Сталин - тираном или «отцом родным», для большин­ства людей страны его смерть была уда­ром. И репортер, когда возможность отра­жения происходящего совпала с такой же дозволенностью, оказался на высоте.

Фотограф ДМИТРИЙ БАЛЬТЕРМАНЦ

Фотографии эти и сегодня еще очень многое говорят и заставляют поверять наши последующие оценки тех событий вот такими фотографическими докумен­тами.

Как и у всех репортеров поколения, кото­рого коснулась война, у Бальтерманца период этот особый, наиболее значитель­ный. Безусловно, лучшее, что было сде­лано им в творчестве, пусть это даже воплощается лишь в единственной работе «Горе», сделано в тот период. Можно пред­полагать, насколько непроста была работа репортера в те годы. Милиционер, по образ­ному выражению Бальтерманца, сидящий у каждого в горле, готов был свистнуть, лишь только ты поведешь взгляд не в ту сторону или подумаешь отобразить то, что не пока­зывает «героической поступи». А был и вполне реальный СМЕРШ, призванный бороться с пораженческими  настроениями и, естественно, с носителями их. Но време­нами, хотя бы интуитивно, репортеры обхо­дили эти запреты. Так прорывалась правда в «Горе», в иных фотографиях. Но любо­пытно, правда могла проявиться не только как следствие копирования факта.

Продолжение следует...