Деловой человек Михаил Боткин

Имя Михаила Петровича Боткина неотделимо от имени Александра Андреевича Иванова: он был публикатором писем великого художника (1880 г.) и одним из владельцев его произведений, а по сути оказался главным распорядителем творческого наследия автора картины «Явление Христа народу».

Уже современники приняли этот факт, как должное, хотя репутация М.П. Боткина — коллекционера и делового человека была далеко не безупречной. Более того, внезапная смерть А.А. Иванова на квартире у Боткиных породила многочисленные подозрения, толки и слухи. Эти слухи были безосновательны, прежде всего потому, что Михаил Боткин, в то время учившийся живописи, возлагал большие надежды на совместное проживание с А.А. Ивановым в Риме, куда тот спешил вернуться, закончив дела с продажей картины «Явление Христа народу» и этюдов к ней. Боткину, начинающему историческому живописцу, был гораздо нужнее живой и здравствующий художник, хорошо знавший Рим, талантливый и уважаемый в культурных кругах, но при этом чудаковатый и не очень хорошо приспосабливающийся к жизни. Но то, как активно и успешно молодой Михаил Боткин (в 1858 г. ему было всего 19 лет!) повел дела после смерти А.А. Иванова, как беспринципно порой он действовал впоследствии, подпитывало эти подозрения.

В статье известной исследовательницы и публикатора писем A. А. Иванова Е.Н. Гусевой очерчены обстоятельства, последовавшие после смерти художника, и роль Боткина в судьбе его творческого наследия. Ряд писем Боткина брату Александра Иванова, архитектору Сергею Иванову, оставшихся в Риме и хранящихся в рукописном фонде Германского Археологического института, дополняют эту картину и наглядно демонстрируют деловую хватку Михаила Боткина.

Вернувшись в Россию в мае 1858 года после почти 30-летнего отсутствия, Александр Иванов поселился на квартире молодых художников — Михаила Боткина и Сергея Постникова: не имея своего угла в Петербурге, он последовал рекомендации В.П. Боткина, с которым познакомился в Риме осенью 1857 года. Месяц с небольшим прошел в хлопотах по решению вопроса о приобретении картины императором, устройству выставки в Академии художеств и продаже этюдов. Обычная чиновничья волокита, неопределенность материального положения и появление недоброжелательных откликов на картину подорвали силы художника. И без того мнительный, подверженный постоянным сменам настроения, он пребывал в тревожном и угнетенном состоянии. Заразившись холерой, он умер 3 (15) июля, проболев всего три дня.

Явление Христа народу (первоначальный эскиз). 1834. Холст, масло. 60,5x90,5. ГРМ.

По просьбе друзей художника душеприказчиком А.А. Иванова стал князь Д.А. Оболенский, с которым он познакомился в Риме. Оболенский был обеспокоен тем, чтобы сохранить наследие художника в целостности. В связи с этим он отправил письмо великой княгине Марии Николаевне (президент Академии художеств), в котором сообщил о желании покойного поместить картину вместе с этюдами в Москве, в «школе рисования», то есть в Московском училище живописи и ваяния. Какое-то «частное лицо», как сообщает Боткин, собиралось заплатить 30 000 за картину и перевезти ее в Москву. Можно с уверенностью предположить, что им был Ф.В. Чижов — давний знакомый и большой поклонник Иванова, талантливый представитель делового мира и горячий патриот русского искусства. По-видимому, на приобретение картины и этюдов Иванова он намеревался частично пожертвовать средства сам, частично собрать по подписке. Но хлопоты Оболенского и Чижова остались тщетны. Этюды были выставлены в Академии художеств и проданы по частям. «Всего с картиной было выручено 30 тысяч рублей, и деньги эти, согласно завещанию покойного, переданы были брату его, также художнику, живущему в Риме», — писал Д.А. Оболенский. На самом деле наличными эту сумму С.А. Иванов так и не получил, и произошло это вследствие активной деятельности М.П. Боткина, который достаточно деликатно, но настойчиво и последовательно «обрабатывал» С.А. Иванова и сумел сосредоточить в своих руках ведение всех дел по наследству.

Сразу после кончины А.А. Иванова его брату в Рим была отправлена срочная депеша, а вскоре и письмо Д.А. Оболенского с настоятельной просьбой приехать. Деньги за приобретенную императором картину (15 000 руб. серебром) хранились в казначействе до появления наследников. Однако Сергей Иванов откладывал отъезд, и потому возникла необходимость в получении от него доверенности.

Поначалу речь шла об одной доверенности — на имя Оболенского. Но уже в письме от 27 июля, в котором Боткин описывает последние дни и часы Иванова, он вскользь говорит о включении в текст доверенности еще одного имени. «Мы люди маленькие и незначительные, а кн. Оболенский человек с весом и очень значительный...» — пишет Боткин, а далее продолжает: «Мне казалось бы не худо было, простите меня за совет, одному князю Оболенскому доверенности не давать, а приплести туда кого-нибудь, меня или брата или кого Вы заблагорассудите: постарайтесь все это сделать немедля». 1 сентября он уже сообщает С.А. Иванову, что «Оболенский стал немного отговариваться от доверенности, и просил известить Вас чтобы Вы дали одну на имя брата Сергея Петровича Постникова». Дело в том, что Боткин в то время был еще несовершеннолетним, и потому вся формальная сторона денежных отношений возлагалась на Постникова. В письмо был включен образец текста доверенности, по которому Сергей Иванов должен был написать свою.

Явление Христа народу (фрагмент картины). 

Не все оставшиеся вещи А.А. Иванова попали под опись, проводившуюся после его кончины в доме Боткиных. «Мы вполне были убеждены, добрейший Сергей Андреевич, что Вы будете в нас уверены, что мы ничем не пожелаем воспользоваться», — пишет М.П. Боткин, сообщая, что в опись попали только «носильные платья».

А деньги, отданные им «на сохранение» (2150 руб. серебром за вычетом расходов на похороны и т.д.), они не включили в опись «во избежание различных хлопот». Речь идет о деньгах, положенных Ивановым при жизни в банк компании «П. Боткин и сыновья» под 6 % годовых. Так, например, 27 июня Иванов писал брату: «Сегодня отправил с Михаилом Петровичем Боткиным 1850 рублей в Москву, чтобы положить в банк к ним на 6 % за 100». И, конечно, Боткиным было выгодно таким же образом распорядиться всем денежным наследием Иванова.

Тем временем А.И. Герцен публикует в 22-м номере своего «Колокола» статью об Александре Иванове. Боткин и это обстоятельство оборачивает в свою пользу. Он сообщает в Рим, что якобы после этой публикации, в которой Иванов назван близким знакомым не только Герцена, но и Мадзини, и Саффи (итальянских революционеров), Оболенский отказался от доверенности на свое имя, поскольку князь — придворный человек и боится неприятностей.

Более того, говоря о том, что Оболенский подавал вел. кн. Марии Николаевне проект о передаче картины Иванова в Московский художественный класс (МУЖВ) и об организации подписки на приобретение этюдов, Боткин замечает, что «смысл его некоторых фраз» напрямую сходится с «Колоколом». Сергей Иванов, очевидно, надеялся, что Боткин в ближайшее время приедет в Рим и, по-видимому, желал лично увидеть людей, с которыми предстоит вести дела по наследству. Но Боткин все время откладывает приезд, ссылаясь на те же наследственные дела. При этом он мягко отговаривает самого Сергея от визита в Петербург и путает его дурными слухами: «Вам будет очень грустно и неприятно, и не вышло бы из этого каких последствий», «я до сих пор не могу переварить всех пакостей, которые делали Александру Андреевичу» и т.п. А Идею Оболенского о приобретении всех этюдов за 15 000 руб. серебром (в том числе оставшихся в Риме) он справедливо считал невыгодной, поскольку стоимость одних только этюдов, находящихся в .Академии художеств, «по оценке Александра Андреевича» составляет 15 000 руб. Это письмо от 8 сентября, довольно подробное и откровенное, Боткин намеревался переслать в Рим из Парижа через брата (В.И. Боткина), обещая приложить к письму и номер «Колокола». В римском архиве С.А. Иванова сохранилась страница «Колокола» с приложением небольшого анонимного письма (посланного из Гамбурга 8 октября по новому стилю), автора которого Сергей Иванов мог вычислить по следующей фразе: «...наверное, Вы догадались, кто Вам пишет по письму, полученному из России 8 дней тому назад». Возможно, оно было отправлено В.И. Боткиным. В нем также Иванову не советовалось приезжать в Россию: «В России все гадко и подло по-прежнему, на что мы надеялись три года тому назад, все это лопнуло. — Тот же деспотизм, тот же Закревский (А.А. Закревский, генерал-губернатор Москвы), те же побои заместо суда. Что будет в будущем, Бог знает, отсюда еще тяжелее смотреть на нашу несчастную родину...».

В начале сентября С.А. Иванов присылает на имя Оболенского доверенность (с письмом от 1 (13) сентября). Но она не устраивает Боткина: «с ней ничего нельзя сделать», и в ответ он сообщает, что Оболенский «решительно» выступает за доверенность на имя Сергея Постникова, поскольку ему (князю) в этом случае можно будет «лучше действовать». Однако сам Оболенский, повидимому, серьезно опасался претензий со стороны наследника. Кроме того, С.А. Иванов прислал опись оставшихся в Петербурге вещей отца, которые необходимо было разыскать, в том числе портрет Александра Андреевича Иванова.

М.П. Боткин в своей мастерской. 1900-е гг.

Боткин с готовностью берется за поиски и отправляется с полученным реестром к Моллеру (т.е. — к В.А. Моллеру, брату художника Ф.А. Моллера, которому тот поручил вести дела по наследству Ивановых). По поводу перечисленных вещей Моллер ничего сообщить не мог, а портрета А.А. Иванова не видел и не принимал. У него хранились «пять последних картин», но он соглашался отдать их только по доверенности, а денежный долг вернуть лишь через два месяца.

В письме от 7 (19) октября 1858 года Иванов отправил новую доверенность, попутно высказав недоумение по поводу отсутствия в том образце, который присылал Боткин, пункта, касающегося Моллера: «Полагается ли, что это дело частное, не требующее официальной бумаги, и что на это достаточно будет простого моего письма к г. Моллеру». Но, вероятно, в таком виде доверенность вполне удовлетворяла Боткиных, тем более что Оболенский готов был представить и свою доверенность на утверждение в случае, если бы Моллер стал чинить препятствия. Иванов предоставил Боткину также право «назначить цены картинам, бывшим на сохранении у Моллера...», помимо цен на этюды.