Современные художники

У художника Ахмата Лутфуллина рисунок в живописи имеет первостепенное значение. Желание и умение постоянно рисовать с натуры воспитывались начиная с учебы в Уфимском художественном училище, под влиянием замечательного педагога Б. Ф. Лалетина. И в последующие годы плодотворное общение с ним продолжалось. К работе над композицией картины, а также над формой, объемами в пространстве холста учитель предъявлял требования первостепенной важности, что являлось одной из основ школы живописи старых мастеров. «Воспитывать в учащихся чувство природы и правды.»

В формировании же его живописного чутья и вкуса, колористического видения живописного полотна заметное влияние, особенно вначале, оказал другой его учитель по Уфимскому художественному училищу, тонкий колорист А. Э. Тюлькин.

Особое значение на протяжении многих лет имел для него творческий опыт первого художника из башкир К. С. Девлеткильдеева (1887—1947). Еще в начале ХХ в. он, как и татарский художник Б. И. Урманче (1887—1990) он первый в изобразительном искусстве Урала-Поволжья запечатлел образы, лица, сцены из жизни мусульман, не имевших по шариату право на изображение. В дальнейшем, особенно с середины ХХ в. и к концу столетия, развитие живописи, рисунка постепенно обрело растущий, даже динамичный характер развития в искусстве советской Башкирии, Татарии. В этом развивающемся художественном процессе советского изобразительного искусства творческий опыт, профессионализм А. Лутфуллина вместе с деятельностью его современников — художников послевоенного поколения — сыграл основополагающую роль.

Замечательный художник и живописец – колорист, мастер пейзажа и натюрморта Александр Эрастович Тюлькин родился 30 августа 1888 года в городе Уфе.

«Однажды, у Пластова в Прислонихе заговорили о старых русских живописцах, которые стали мостом из дореволюционной художественной культуры в нынешнюю. «А вот Тюлькин в Уфе? — сказал Аркадий Александрович. — Неужто не знаете? Ну что вы. Учился у самого Николая Ивановича в Казани. Жив и нынче! Умное у него искусство». «Умное» у Пластова было высшей похвалой», — вспоминает об одной из своих бесед с А. А. Пластовым московский искусствовед А. М. Пистунова.

Ныне, оглядывая весь путь, пройденный художником, отмечая его главные вехи, анализируя отдельные произведения, теперь уже несколько отстраненно от личного обаяния самого автора, убеждаешься, что живописные образы старой Уфы — провинциальной окраины России, объединенные в единую, большую тему Родины, составляют все же главную, основную линию в творчестве Александра Тюлькина.

«Если бы я написал книгу о себе, то эпиграфом поставил бы слова: «Всю жизнь прожил в Архиерейке и мечтал о Тициане». Так коротко, лаконично сам Александр Эрастович определил характер своего творческого пути, своей художнической судьбы. Эпиграф остался запечатленным на разрозненных страничках его автобиографических записей, так и озаглавленных «Опыт автобиографии». «Всю жизнь прожил в Архиерейке» (в овраге) — это действительность в самом прямом и переносном смысле: то есть прожил на отшибе, в стороне от столичной художественной жизни — самовольная ссылка. Но шкалу ценностей в искусстве, в своем творчестве обозначил высокую — ТИЦИАН. В его творческих замыслах и нравственных идеалах не было и тени провинциализма.

Произведения Бориса Федоровича Домашникова шестидесятых-семидесятых годов раскрывают тенденцию развития его творчества, направленного на решение живописных задач и углубление образно­философского содержания. Художник по-прежнему плодовит, активен, много ездит.

В 1961 году он отправляется в Самарканд. В работах этого цикла так органично слились яркость южных красок, света, нарядность архитектуры с его декоративной, звонкой живописью.

Дважды Борис Федорович посетил Италию. Из первой поездки в 1960 году работ не привез, будучи целиком захваченным изучением подлинников античности, Возрождения. Филиппо Липпи, Рафаэль, Веронезе, Тициан — как важно художнику прикоснуться к этому высокому искусству, впитать его дух. Через десять лет Борис Федорович вновь приехал сюда уже на более длительный срок. С искренним восторгом и радостью он пишет многочисленные итальянские виды со свойственным ему умением поэтического переложения. Памятники, площади Рима, Венеции, воспетые многими художниками, у Домашникова растворены в кипении современной жизни, сиянии его нарядных красок — в этом их структурная близость с произведениями уральской, новгородской серий. Именно тем они интересны и потому самобытны, что в них — не только история, но и сам автор со своим взглядом на мир, красоту. Но в какой бы стране ни был Домашников, в душе его всегда слышнее всего звучали мелодии родного Урала, старинных русских городов.

Окрыленный успехом, наполненный впечатлениями, художник Борис Домашников возвращается домой и много работает. В его произведениях 1953-1954 годов чувствуется окрепшая рука, более глубокое осознание природы. Одновременно в них сохраняется любовь к скромным мотивам с деревенски­ми домиками, тихими уголками природы. В этом видится как общая тенденция советского пейзажа того времени, несшего обостренное чувство привязанности к своей земле, утверждавшего красоту малой Родины, так и личностное начало, шедшее от воспоминаний детства, от поэзии И. Никитина, Н. Некрасова. Эти произведения выявляют особую остроту восприятия мира художником, его прирожденное жизнелюбие.

Из-под его кисти выходят такие жемчужины раннего периода творчества, как «Калужница цветет» (1954 г.), «Под Уфой. Весна» (1954 г.). В них Домашников выступает подлинным лириком, поэтом, тонко чувствующим красоту весенних дней, когда, омытая талыми водами, пробуждается природа: все покрывается прозрачной зеленью и появляются первые цветы. Пейзажи с их плавной и неспешной лирикой задумчивы, но в красках, слитых в тонкую гармонию, нет печали. Неугасимо белые, зеленые, голубые, серебристые — они поют о жизни чистой, светлой, неповторимо прекрасной. Взглянув на пейзажи внимательно, мы, может быть, узнаем в них что-то левитановское, нестеровское, вспомним С. Герасимова. Это те корни, которые питали живописца, это тот опыт, на который он опирался и через постижение которого обретал собственный голос, культуру.

В начале пятидесятых семья Домашниковых перебралась с окраины в новую квартиру. «Однажды подошел к окну и ахнул. Белая комната, белый снег, красный трамвай. Сколько света, простора во всем, новизны! Тут же стал писать этюд», — рассказывает Борис Федорович.

Так родилась картина «Зима на окраине» (1955 г.), хранящаяся в Третьяковской галерее.

В 50-е годы в коллектив башкирских художников влились молодые силы живописцев, скульпторов, графиков. Новую плеяду живописцев составили уфимцы: Борис Домашников, Александр Пантелеев, Рашид Нурмухаметов. Из Пензы приехали окончившие Художественное училище им. К. А. Савицкого Александр Бурзянцев, Петр Скворцов, Виктор Позднов. Так сложилась груп­па башкирских художников, которые, движимые страстной любо­вью к России, Башкирии, Уралу, занялись поисками новых, собст­венных путей в искусстве. За десятилетия активной творческой жизни они создали самобытные произведения, вписав яркие стра­ницы в изобразительное искусство Башкирии.

Среди этих знаменитостей легендарный художник Александр Данилович Бурзянцев занимает особое место. Он был человеком и художни­ком чрезвычайно бурного темперамента. Любил в весеннюю синь солнечного дня выходить на плоскую крышу своей мастерской в двенадцатиэтажном доме и вглядываться в уфимские дали, жизнь на ипподроме, лентой извивающуюся реку Уфимку, бурно и вос­торженно реагируя на всю эту красоту с высоты птичьего полета.

- Жить хочется! - всплескивая руками, вскрикивал он. Вос­принимал все в жизни азартно. Был глубоко увлечен воплощением живописных идей.

Есть люди-камертоны. Общаться с ними непросто -

даже тихое движение струн их души отзывается в твоей ясно,

четко, рождая диссонанс, если ты позволил себе ошибку или малейшую фальшь.

Им удается жить, сверяясь со своим серд­цем - правильно ли? И то, на что оно отклик­нется, открывать не только для себя, но и для окружающих. Пожалуй, нет человека, который бы однозначно относился к работам художника Виктора Бивняева. Кто-то ими восхищается, а кто-то откровенно не понимает. Воспринимаются картины по-разному, но всегда - неравно­душно,.. Может быть, прежде всего потому, что в них больше предназначенного для ра­боты души, чем ума, и легче их пережить, чем объяснить, и именно поэтому дано им свой­ство заставлять звучать струны души челове­ческой - прекрасные и не очень?

- Виктор Яковлевич, расскажите о своем пути художника, С чего все началось?

- В детстве я перепробовал множество за­нятий, ходил в различные кружки и секции. Но мне не нравилось ничего - не лежала душа. Однажды зашел в изо-кружок (ставший позже студией), которым руководил Иван Михайло­вич Павлов. В комнате стоял пенек, в нем тор­чал топор - подростки рисовали натюрморт. Ребята здесь уже занимались полгода, они чувствовали себя почти мастерами, и ко мне, как к новичку, отнеслись не очень дружелюбно. Покрутившись среди них, я уж было собрался уходить, как в дверном проеме возникла худо­щавая фигура. Это был учитель. Он меня не отпустил, усадил за мольберт, дал бумагу и ка­рандаш. Через несколько уроков я понял, что это - мое. Из тех учеников, кто тогда рисовал натюрморт, ни один не связал свою судьбу с изобразительным искусством, а я остался на этой стезе на всю жизнь.

В доме художника Бориса Федоровича Домашникова над письменным столом висит небольшая работа его учителя и духовного наставника Александра Эрастовича Тюлькина, на ней — любимый «тюлькинский» мотив — цветущие окна. На обороте картины надпись: «Только жизнь, отданная любимому делу, может иметь для вас счастье и значение». Слова эти, написанные в 1950 году, стали пророческими: почти пятьдесят лет жизни отдал Б. Ф. Домашников живописи, найдя в этом свое счастье, предназначение, сумев передать через нее свои сокровенные мысли, душу. Творчество художника получило широкое признание, его произведения украшают коллекции множества музеев страны и мира, он удостоен высоких званий народного художника СССР, заслуженного деятеля искусств БАССР, лауреата Государствен­ной премии имени Салавата Юлаева Республики Башкортостан.

Работая над этой статьей, я несколько раз была в мастерской Бориса Федоровича, мы подолгу беседовали, смотрели старые и новые работы... Расположена мастерская на одной из живописных улиц Уфы, уютно сбегающей от мечети почти до реки Белой; совсем рядом — дом-музей С. Т. Аксакова, а чуть выше, на другой старинной улочке — дом, где жил и работал А. Э. Тюлькин. И факт этот — словно знак духовной связи художников разных поколений, главная тема которых — любовь к своей земле, Отечеству. Потому так естественно и просто на мой вопрос, что питает его творчество сегодня, Домашников отвечает одним словом: «Родина».

Написать картину, довести ее от наброска до законченного состояния — это одновременно и наука, и искусство; чтобы проявить тут подлинное умение, необходим долгий опыт.

Э. Делакруа

С именем художника Ахмата Лутфуллина прочно связано развитие башкирской живописи на всем протяжении второй половины ХХ века. Изучая творчество художника, необходимо сосредоточить внимание и на его рисунках. В искусствоведческой литературе данный материал специально не рассматривался, и потому его изучение остается актуальным.

Указанная проблема обретает еще большую остроту, если учесть, что в прошлом в культуре исламского мира, в том числе среди башкир и татар, обращение к изображению, к рисунку — сурэт не допускалось шариатом, что послужило причиной сравнительно позднего, замедленного развития изобразительности в художественной культуре, в искусстве этих народов.

От ранних воспоминаний об отце у Юрия навсегда сохранится в памяти лишь запах ремня, шинели и скрип портупеи. Останется от военного детства и вкус картофельных очисток. Голодали страшно. Сестра, приходя из детского сада, по-детски непосредственно делилась с мамой радостью - что в садике делали, чем кормили. Юра, забившись в угол, тихонько всхлипывал: «Ну что она рассказывает, и так есть хочется». Лишь однажды он мог бы наесться как следует: как-то на Новый год подарили Юре пакет пряников — немысли­мая роскошь! Предвкушая домашний пир, он даже не притронулся к ним, так и понес. И если можно говорить о жестоком ударе судьбы, когда дело касается всего лишь пакетика сладких пряников, то удар был нанесен со всей показательной жестоко­стью. Счастливого Юру остановили маль­чишки, стали отнимать пакет. Каким-то чудом он вырвался и побежал. Но, чтобы оторваться от преследователей, вполне рассудительно стал кидать по одному пря­нику, как говорится, на драку-собаку. Но дорога оказалась слишком длинной - пряники кончились...

В самые тяжелые первые военные годы, как и у всех детей в таком возрасте, появилось у мальчика фантастическое при­страстие к рисованию. Кирпичом выводил узоры на асфальте, раздобытым по случаю кусочком мела черкал на досках сарая, который чисто по-уфимски важно назы­вали каретником (через много лет Ракша с удивлением обнаружил, что слово это напрямую связывается с каретой, они же хранили в своем каретнике дрова да кар­тошку в погребе. Лишь один год в нем квартировала коза). Заполучив где-нибудь огрызок карандаша, Юра буквально забы­вался - рисовал на стенах, обрывках газет или листочках численника. Вся крышка бабушкиного сундука изнутри была укра­шена художествами 4-5-летнего внука.

Никогда не считай, что ты слабенький или среднень­кий художник и тебе ничего не остаётся, как схитрить, взяв напрокат чужую манеру, чужую идею, чужую ком­позицию, надеясь, что этого никто не заметит, и выдать за своё открытие, обманув всех, внешне радуясь, а внут­ренне сознавая, что ты жалкий плагиатор. Это яркое, сильное по духу высказывание стало творческим принци­пом Василия Николаевича Лесина, талантливого акварели­ста, заслуженного художника России, автора многих сотен выдающихся работ.

Его путь в искусство начался в конце 1960-х — начале 1970-х, когда за плечами уже были учёба в Уфимском авиационном институте и служба в армии в г. Челябинске. Кстати, отдавая гражданский долг, он находил возмож­ность посещать изостудию при Челябинском метал­лургическом заводе, где в то время преподавал художник-акварелист Н. Ф. Богомолов. Благодаря ему, Лесин «постиг тайну, как можно работать, не подражая, а сочиняя».