Звезда Юрия Ракши. Часть 1.

От ранних воспоминаний об отце у Юрия навсегда сохранится в памяти лишь запах ремня, шинели и скрип портупеи. Останется от военного детства и вкус картофельных очисток. Голодали страшно. Сестра, приходя из детского сада, по-детски непосредственно делилась с мамой радостью - что в садике делали, чем кормили. Юра, забившись в угол, тихонько всхлипывал: «Ну что она рассказывает, и так есть хочется». Лишь однажды он мог бы наесться как следует: как-то на Новый год подарили Юре пакет пряников — немысли­мая роскошь! Предвкушая домашний пир, он даже не притронулся к ним, так и понес. И если можно говорить о жестоком ударе судьбы, когда дело касается всего лишь пакетика сладких пряников, то удар был нанесен со всей показательной жестоко­стью. Счастливого Юру остановили маль­чишки, стали отнимать пакет. Каким-то чудом он вырвался и побежал. Но, чтобы оторваться от преследователей, вполне рассудительно стал кидать по одному пря­нику, как говорится, на драку-собаку. Но дорога оказалась слишком длинной - пряники кончились...

В самые тяжелые первые военные годы, как и у всех детей в таком возрасте, появилось у мальчика фантастическое при­страстие к рисованию. Кирпичом выводил узоры на асфальте, раздобытым по случаю кусочком мела черкал на досках сарая, который чисто по-уфимски важно назы­вали каретником (через много лет Ракша с удивлением обнаружил, что слово это напрямую связывается с каретой, они же хранили в своем каретнике дрова да кар­тошку в погребе. Лишь один год в нем квартировала коза). Заполучив где-нибудь огрызок карандаша, Юра буквально забы­вался - рисовал на стенах, обрывках газет или листочках численника. Вся крышка бабушкиного сундука изнутри была укра­шена художествами 4-5-летнего внука.

Когда мать отвела его в первый класс в Новый городок (нынешняя улица Рус­тавели — Цэсовская гора) - там располагалась школа, с ним приключилась беда: украли карандаш. Самый что ни на есть простой, копеечный. Но другого у Юры не было, а взять было негде. Горе юного рисовальщика было безмерным. Плакал неделю, мать даже в школу его не пускала. А потом по совету врача и вообще решила: пусть еще год посидит дома, окрепнет.

Той осенью, пожалуй, и повадился мальчик бегать на Белую - на Висячий камень. Или туда, куда мать водила их с сестрой по весне за подснежниками и диким луком: сначала в горку, потом миновать поле, трамвайный путь, лесок и перейти по мостку через прорытое давным-давно для железной дороги ущелье. И вот они - милые коренастые дубки над почти непод­вижной далеко внизу рекой. Много лет спустя эти деревья будут сниться ему, напо­миная о детстве, о родине. Много раз воспроизведет он их по памяти в своих работах. «Моя малая родина станет и уже стала частью всего большого, открывшегося мне в моей жизни, частью всего мною сделанного, частью меня самого», - писал уже получивший огромную известность художник.

А поселились Теребиловы на Цэсовской горе в разгар строительства новой промзоны. Родившийся на Украине Мефодий Артемьевич, познав «прелести» коллективизации (его семья попала под раску­лачивание и после долгих злоключений оказалась под Белебеем), устроился закуп­щиком в Торгсин. Мотался по деревням, меняя закордонные «шмотки» и продукты на золото и драгоценности. В «пуховых» оренбургских краях нашел свою ненаглядную. Округлые плечи и руки, круглое лицо - было что-то в ней от кустодиевских жен­щин, только вот скрывались под кажущейся пышностью крестьянские натруженные мышцы. Знал бы кто тогда, что станется с этой красотой в войну!

Юрий Ракша. Рожденным – жить. 1971.

Едва ли не сразу после свадьбы увез Мефодий свою жену-казачку под Уфу - на новую стройку. Устроился на фанер­ный комбинат, только что появившийся у станции Черниковка. Для рабочих были выстроены двухэтажные дома, вполне современные для тех лет, хотя и деревянные. По сей день некоторые из них стоят непода­леку от «фанерки». А в 1937 году в семье появился первенец.

В 39-м, когда Юре не было и двух, отца забрали на финскую. Перед второй войной - Отечественной - у мальчика поя­вилась сестренка Валя. На этот раз, уходя воевать, Мефодий Артемьевич вынужден был оставить семью на долгие десять лет - можно сказать, все детство Юрия прошло без отца.

О голоде Юра забывал, лишь доставая свою любимую «Историю гражданской войны в СССР» — большущий том красного цвета, неизвестно как попавший к нему. Книга была богато иллюстрирована. Но больше всего мальчику нравились в ней широченные поля. «Окна в нашей барачной комнате завешаны черным - светомаски­ровка, холодно, а я сижу и рисую свои собственные баталии», - вспоминал художник.

Приятели подсказали будущему художнику - Юре, что в посел­ке Моторном в Доме культуры имени Кали­нина работает изостудия. Пешком - а путь не самый близкий — он чуть ли не каждый день стал бегать в студию и к ее руководи­телю - художнику Геннадию Васильевичу Огородову. К тому времени фанерный чемоданчик юного художника уже был полон вырез­ками из «Огонька»: Саврасов, Левитан, Серов. Репродукции Нестерова трогали душу мальчика больше всего: вокруг он видел те же нестеровские холмы, те же реки. Даже рябины и елочки на работах знаменитого уфимца казались ему знакомыми и почти родными. И повторение пути художника-орденоносца к вершинам высо­кого искусства Юра и для себя стал пред­ставлять вполне возможным.

Юрий Ракша. Поэт Арсений Тарковский. 1978.

Не мог он, подобно сверстникам, но­ситься по окрестным полям, таскать яблоки из ближних садов, жечь костры на косо­горе. Если не рисовал, то работал с матерью и бабушкой на картофельном поле, помо­гал взрослым обивать строящиеся дома дранкой под штукатурку. Жизнь его стано­вилась все определеннее, насыщеннее. Иногда он даже проявлял нетерпение. Сест­ра Валя была излишне, по его мнению, вертлява — а ведь она в ту пору была глав­ной его моделью. Искусствовед Валентина Мефодиевна Сорокина сейчас с улыбкой вспоминает, как получала от любимого братца тумаки за свою неусидчивость.

В 1950-м отец увез семью на Украину, куда его перевели с Сахалина. Вернулись лишь через три года. Юра как раз окончил семилетку, подумывал идти на отцовскую «фанерку». Но, как писал он сам позднее, «дальнейшее проходило под знаком неве­домой звезды».

Черной летней ночью 1954 года вдоль древнего Сибирского тракта — как раз там, где через несколько лет протянется лента проспекта Октября, полз кажущийся игрушечным среди необъятных картофельных полей маленький трамвай. Подозритель­ного вида типы, словно выдавленные из темноты, вскакивали в вагончик прямо на ходу, хмуро озирались и немного удив­ленно останавливали взгляд на неожидан­ных для столь позднего часа пассажирах у задней площадки, от страха прижавшихся друг к другу: не старой еще женщине и худеньком подростке лет пятнадцати. Времена были лихие, можно сказать, без­временье. Совсем недавно умер великий вождь, а до хрущевской «оттепели» еще надо было дожить. Такая поездка была полным безумием — могли и ограбить, и просто зарезать.

Потом был поезд в Москву: под голо­вой — облезлый фанерный чемоданчик, в голове - мечты о будущем вперемешку со слабой надеждой вернуться к маме. Неукротимое желание стать художником пересиливало все: и появляющиеся сомнения, и слезы. Так начиналась дорога к славе Юры Теребилова, получившего позднее широкую известность как великий художник Юрий Михайлович Ракша.

Юрий Ракша. Тальник. 1973.

Отпустить сына одного в далекую и пу­гающе чужую Москву — мало кто решился бы на такое. А мать, собравшая на билет последние деньги, верила в талант своего Юрочки и не слушала соседей, нагонявших страхи. Да, конечно, в свои семнадцать и сама она лишь со стареньким баулом прие­хала из родной оренбургской деревни на Магнитку. Но подалась она туда не от хоро­шей жизни. То были годы первых пятилеток, пора безудержного энтузиазма моло­дежи. И, одновременно, время разорения деревни. И разве можно сравнивать креп­кую крестьянскую девушку и худенького, с прозрачной кожей паренька, который за всю свою жизнь, может, и не наедался еще ни разу досыта. Хрупкому и беззащитному - ох и доставалось ему от мальчишек. И обижали-то ведь не со зла или за провин­ность какую: просто от его безответности кулаки у сорванцов чесались. Именно тогда и появилось и стало расти в Юре чувство какой-то обособленности, отрешенности даже.

Вернувшаяся из пионерского лагеря Валя брата дома не застала. «Юра уехал в Москву учиться в художественной школе», — объяснила мать.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ... Звезда Юрия Ракши. Часть 2.

Анатолий Черкалихин