Звезда Юрия Ракши. Часть 2.
- Автор: Анатолий Черкалихин
Столица встретила неприветливо: экзамены давно закончились, надо было возвращаться. Но «неведомая звезда» Юрия Ракши продолжала светить ему: отцовский брат - дядя Федя, работавший полотером, показал работы племянника владельцу одной из шикарных квартир с паркетом, действительному члену Академии художеств, дважды лауреату Сталинской премии Д. А. Налбандяну. Дмитрий Аркадьевич (слывший, к слову, "придворным» живописцем") талант юноши сразу оценил и отвез его работы директору средней художественной школы при институте имени В.И. Сурикова. Тот без колебаний Юру принял, причем сразу в пятый класс.
Со слезами на глазах писал о своем успехе Юра матери и художнику Г. В. Огородову. Позже он часто будет вспоминать о своих детских годах в Черниковске. И будет возвращать их для себя в своих работах. А пока, получив койку в интернате, он думал лишь о маме: вот и сейчас, должно быть, сидит у печи, вяжет и клюет носом — а узор-то выходит идеальный. Вспоминал сестру, как бегали с ней на лыжах над Белой, как показывал ей свои рисунки, как вместе впервые разглядывали китель и награды отца.
Художественную школу Юрий окончил с серебряной медалью и вслед за несколькими товарищами решил поступать в институт кинематографии - знаменитый ВГИК. По молодости лет он не смог бы даже внятно объяснить, почему пошел именно туда. Но, похоже, его жизненный путь давно уже был предопределен свыше: не учись художник во ВГИКе, не было бы и фильма «Восхождение» по повести В. Быкова «Сотников». А без сцены казни Сотникова, в конце которой, по воспоминаниям художника, оцепенела вся площадь — даже массовка, даже пришедшие потехи ради муромские зеваки, не решился бы никогда Юрий Михайлович, по его собственному признанию, на громаду «Куликова поля».
Институт давал не просто профессиональную подготовку, студенты получали знания по материальной культуре, архитектуре, работали с драматургией. Во время учебы Юрию пришлось много потрудиться над историческими фильмами. Любой другой на его месте почти наверняка взял бы за основу дипломной работы то же «Хождение за три моря». Более фактурного материала и пожелать было трудно: древняя Тверь, Персия, Индия. Расписные ладьи, тугие паруса... И хотя в 62-м он уже выставил ряд картин как художник кино, тем не менее, в качестве дипломной работы предложил одну из работ, созданных по впечатлениям от поездок в Сибирь и на родину - в Башкирию. И нашел понимание у преподавателей. «А тебе обязательно надо писать», — сказал ему на защите знаменитый Юрий Иванович Пименов.
В феврале 62-го Юрий Ракша женится на студентке сценарного факультета Ирине Евгеньевне Ракше. Этот союз дал художнику самого близкого друга и единомышленника, зрителя и критика. И в следующем году, сразу после окончания ВГИКа, Юрий Михайлович Ракша уже работал на «Мосфильме».
Профессии художника кино было отдано пятнадцать лет, он участвовал в постановке более десяти фильмов. И одновременно не прекращал заниматься живописью. В 1968 году на молодежной выставке московских художников он показал свое «Воскресение». Родилась картина не в результате поездок и набросков, Ракша даже назвал ее сочинением. Позднее он распространит этот принцип - почти кинематографический — на все свои работы: «Я никогда никуда не ездил «за картиной». Сначала она создавалась внутри меня (в результате пережитого), а уж потом, нащупав, сочинив, я ехал за тем, чего недоставало...». «Воскресение» было не просто, как могло показаться на первый взгляд, воспоминанием об одном дне из детства. Это было именно воскресением (в отличие от дня недели - воскресенья) — «немой остановкой мгновения», давно ушедшего, оставшегося лишь в воспоминаниях да снах.
Юрий Ракша. Воскресенье. 1968.
Ту же память военного и послевоенного детства - по словам художника, самую «ценную, легко ранимую, прочную» — он использовал при работе над фильмом «Путешествие». Фильм, к сожалению, событием не стал, а ведь глядя на эскиз Ракши к нему сразу можно разглядеть пронзительность «Подранков» Николая Губенко.
Когда в 1965 году Юрий Михайлович начинал работать с Михаилом Швейцером над картиной «Время, вперед!» о стройке времен первой советской пятилетки, он еще не предполагал, что делает фильм и о своей матери. Тогда он не знал, что она тоже работала на Магнитострое. Параллельно с фильмом Ракша стал обдумывать замысел живописного полотна о людях той эпохи. Картина, названная «Моя мама» и имевшая огромный успех, появилась в год смерти матери — в 69-м.
А через несколько лет Ракшу, как одного из ведущих художников «Мосфильма», включили в творческую группу советско-японского фильма «Дерсу Узала», режиссером которого был автор популярных у нас «Семи самураев» оскароносный Акиро Куросава. Тогда и встретились два Юрия Мефодиевича - Ракша и «адъютант его превосходительства» Соломин. С тех самых пор дом Соломина украшает эскиз Ракши к фильму с надписью на обороте — «Соратнику по борьбе»: художник к тому времени настолько вырос профессионально, что осмеливался отстаивать свою позицию в споре с самим Куросавой (окончившим, кстати, Токийскую академию художеств). Несколько других эскизов к фильму Ракша подарил родному уфимскому ДК имени Калинина. А «Дерсу Узала», как и некоторые другие фильмы великого японца, в 1976 году получил «Оскара».
Многолетняя работа в кино подарила Ракше много удач, много радости. И тем не менее, он решил оставить кино, чтобы заняться исключительно живописью. Зная об этом, режиссер Лариса Шепитько все же дала ему сценарий фильма по повести Василя Быкова «Сотников». Прочтя его, художник был настолько потрясен, что «в одночасье написал эскиз-портрет Сотни- кова». Рисунок этот во многом предопределил всю стилистику фильма. Даже актера подбирали по эскизу Ракши. Уже после выхода фильма «Восхождение» много было сказано о параллелях его сюжета с Евангелием, в сцене казни героя порой даже находили аналогии с распятием Христа. А ведь уже в первом эскизе Ракши в глазах героя, идущего на казнь, чувствуется нечто личное, идущее от самого художника. Недаром одним из важнейших принципов своего творчества, да и всей жизни, он считал сострадание. А сострадать, по его мнению, значило «пережить что-то вторично вместе с кем-то, за кого-то, за что-то».
Юрий Ракша. Тыл. 1970.
Прочтя «Сотникова», Ракша, хотя и на время, сам стал героем повести Быкова, представил себе, что испытал бы на его месте. И согласился с ним. Он сразу понял главное у Быкова: видимое поражение, даже смерть героя - это победа. Победа духа, воли и уверенности в своей правоте. Он смог «влезть в шкуру» своего героя - военное детство Ракши, в котором, по его собственным словам, «голод, холод и горе вокруг» считались «всегдашней принадлежностью жизни, ее неизменной данностью», давало ему право на это.
А некоторые особенности характера Юры-мальчика, повышенная чувствительность начинающего художника придавали невзгодам особую остроту. Вспомним украденный карандаш. Умудренный жизненным опытом человек только посмеялся бы над такой бедой. Но в детстве даже пустяк порой кажется крушением всего. А Юра потерял тогда одну из последних, а может, и главную радость в своей жизни - возможность рисовать. В 12-14 лет он уже имел такой, если можно так выразиться, опыт страдания, какого многие не получают и за долгий век.
Во второй половине 70-х у Ракши появится перекликающаяся с детством «Земляничная поляна» и возвышенная «Добрый зверь и добрый человек». В 79-м он вплотную занялся эскизами к «Полю Куликову». Ракша уже знал, что «Поле» станет главным его творением, чувствовал, что та неведомая звезда, что вела его всю жизнь, начинает тускнеть. В июле в автокатастрофе погибли друзья - Лариса Шепитько и Владимир Чухнов, с которыми он делал «Восхождение». А в ноябре приговор был вынесен и ему: белокровие, рак крови. Врачи говорили, что жить оставалось буквально месяц. А для завершения «Поля Куликова» нужно было гораздо больше. «Он боролся со смертью стоически, мужественно, старался скрыть муки. Работал до изнеможения. Он торопился, держался за кисть, как за спасательный круг», - вспоминала Ирина Ракша. Вот тогда-то он и сказал свое: «У каждого из нас должно быть свое Поле Куликово».
Когда-то похожее полотно уже могло появиться на свет. В июне 1890 г. Михаил Нестеров писал из Уфы жене Саввы Мамонтова Елизавете Григорьевне: «Тема - «Прощание Д. И. Донского с Сергием» - была давно мною намечена для серии картин к истории Радонежского чудотворца, но все наброски, какие я делал на эту тему, не были интереснее любой программы... Действие происходит вне монастырской ограды, у ворот, все отъезжающие сидят на конях, тут и иноки Пересвет и Ослабля, тут и дядя Донского Владимир Андреевич. Сам же Донской в последний раз просит благословить его. Он на коленях со сложенными молитвенно руками, он весь под впечатлением минуты и сознания значения ее, глаза полны слез и благоговейного почитания. Сергий же сосредоточен, одну руку положил на голову князя, другой благословляет его...» (в 1897 году у Нестерова на эту тему появилась акварель, но работа так и не была написана).
Еще в конце 1960-х Юрий Мефодиевич прочел эти строки своего великого земляка, но тогда по молодости лет большого впечатления они на него не произвели. Теперь же в преддверии неминуемой и скорой развязки он смог оценить замысел Нестерова. И даже решил воспользоваться некоторыми задумками предшественника. Но если для Нестерова основной фигурой в задуманной им картине был Сергий Радонежский, то у Ракши главным героем становится даже не Дмитрий Донской: в лице преподобного Сергия, князя и его сподвижников, монахов, стариков, женщин и детей - всех тех, кого изобразил художник, выступает великий народ - единый и готовый к подвигу. А в знак преклонения перед автором «Святой Руси» Ракша избрал для своего произведения столь любимую Нестеровым форму триптиха.
Юрий Ракша. Писатель Василий Шукшин. 1973.
Работа овладела им настолько, что не оставляла ни единой минуты. 19 июля Юрий Михайлович признается в дневнике, что важнейший персонаж триптиха Преподобный Сергий Радонежский, благословивший Дмитрия на битву, ему привиделся, он ни с кого его не писал. 1 2 августа записывает: «Вот, не закончил еще «Поле Куликово», а уже думаю о другой картине - «Крест на картошку», о себе, о маме, о всех нас». 13 августа: «Искусство — это память времени».
Он так и не получил звания заслуженного художника РСФСР, даже Государственную премию за «Восхождение» присудили только его погибшим товарищам. Это сильно ранило художника, понимавшего, какой вклад внес он в этот фильм. Но неимоверной силы дух его преодолел и это: «День за днем оживает мое полотно. Заселяется. Дышит. Искрится. Живет по своим законам»...
В последний свой год Юрий Ракша успел написать и несколько статей - его литературные способности отмечали многие. Почти ежедневно делал записи в дневнике — сначала по просьбе жены, потом, когда точно понял, что излечения не будет, стал писать сам. Первого сентября 1980 года, в день смерти Юрия Ракши, последнюю его картину с еще непросохшими красками, прямо на подрамниках, на веревках спускали из мастерской художника, чтобы отвезти в Третьяковку, на выставку, посвященную 600-летию Куликовской битвы.
...На плакате Ракши к фильму «Восхождение» деревья, из которых как бы вырастают лица героев фильма, — это те самые дубки из «Воскресения», что давно стали символом его любви к родной земле. Но уже не с радостно золотыми кронами, а печально голые.
Начало: Звезда Юрия Ракши. Часть 1.
Анатолий Черкалихин