Художник Павел Салмасов: «О себе, о времени, о моих родных, близких, учителях и друзьях и о некоторых моих произведениях». Продолжение...

В моей жизни было много талантливых художников и прекрасных людей. Это и мой однокурсник, из­вестный живописец, художница театра и монументалист Александр Васильевич Пантелеев, чуть позже моими друзьями стали замечательные башкирские живопис­цы Александр Данилович Бурзянцев и Александр Вла­димирович Юдин, скульптор Борис Дмитриевич Фузеев. Самые тёплые творческие отношения связывали меня с Тамарой Павловной Нечаевой — прекрасным скульптором, монументалистом, керамистом и живо­писцем. Среди моих сегодняшних друзей — скульпто­ры Александр Павлович Шутов и Юрий Фёдорович Солдатов, живописцы Григорий Михайлович Круглов, Евгений Александрович Винокуров, Риф Мударисович Абдуллин, живописцы и графики Владимир Яковлевич Батищев, Иван Иванович Фартуков и Виктор Иванович Суздальцев, график Алексей Григорьевич Королев­ский. Многими годами творческой и человеческой дружбы связан я с известными уфимскими искусство­ведами Валентиной Мефодьевной Сорокиной, Эвели­ной Павловной Фениной, Габриэль Раймондовной Пикуновой, Альмирой Гайнулловной Янбухтиной и Тама­рой Леонидовной Речкаловой, неоднократно писавшими обо мне. Бесконечно благодарен я московскому ис­кусствоведу Ольге Порфирьевне Вороновой, к сожале­нию, безвременно ушедшей из жизни, — благодарен за многолетнее внимание ко мне и моему творчеству.

Одним из наиболее серьёзных этапов в моей твор­ческой биографии я (без ложной скромности) считаю работу над монументальными росписями и мозаиками: эта работа во многом сформировала моё художест­венное мышление. Поэтому я вспоминаю об этом вре­мени с большим удовлетворением и благодарностью судьбе. Так, например, в 1965 году я вместе Назаро­вым, Русских и Палехой выполнил первое в истории башкирского монументального искусства мозаичное панно — на тему «Нефтехимия» на торцевой части здания Уфимского химического завода. Это было ог­ромное панно — размером 16 на 4 метра. Возможно, в нём нам удалось не всё, ведь это была первая в Баш­кирии мозаика, но мы, художники-станковисты, вы­полнявшие этот монументальный заказ, поняли, что для такой сложной работы художник должен иметь специальное образование — образование художника-монументалиста, и ещё нужна специальная материаль­ная база, которой тогда не было. Без такой базы и спе­циалистов развиваться башкирской мозаике, как и мо­нументальному искусству в целом, будет очень трудно, а потребность в развитии этого вида изобразительно­го искусства в республике росла год от года. Тем не менее, художники работали повсеместно, и результа­ты их работы были неплохие.

Павел Салмасов. Интерьер. 1971 год. Холст. Масло. 

После работы над оформлением экстерьера Уфимского химического завода я вместе с Михаилом Алексеевичем Назаровым выполнил ещё несколько монументальных заказов.

Работа над монументальными произведениями дала мне очень многое, но об этом я уже говорил. И ещё она буквально сцементировала мою дружбу со многими башкирскими художниками — дружбу не только творческую, но и человеческую.

Кроме того, ещё в самом начале своего творче­ского пути я обрёл свою вторую родину — башкир­ское Зауралье: именно оттуда я провозил свои творче­ские идеи, которые затем воплощались в моих станко­вых и монументальных произведениях. Так в начале 60-х годов (думаю, это было в 1962 году) я впервые оказался в башкирской деревне Старый Сибай, распо­ложенной недалеко от Сибая. Это было время, когда советские художники создавали портреты передови­ков производства и сельского хозяйства, находясь в творческих командировках в различных уголках стра­ны. Именно в такую творческую командировку я, как и многие мои коллеги-башкирские художники, отпра­вился по направлению Союза художников Башкирии. В Старом Сибае я сам выбрал семью, в доме которой мне хотелось поселиться. Это была семья Байтуриных: хозяин дома и глава семьи Хаджиахмет, шофёр боль­шегрузного маза, работавший в Сибайском карьере, и его жена Янбика. Байтурины встретили меня, чужого для них человека, как родного. Они жили в совсем ма­леньком доме, но их гостеприимство и душевная доб­рота не дали мне почувствовать, что я их стесняю. Мы сразу же подружились, да ещё так, что я на протяже­нии всех последующих лет приезжал к ним, как к себе домой, а сегодня их дети часто бывают в нашем с Эль­вирой Владимировной доме. И сам Хаджиахмет приез­жал к нам в Уфу. Помню, я научил его сажать огурцы, а когда они выросли, им удивлялась вся деревня. В 1970 году в Старом Сибае я написал с натуры «Порт­рет башкирки», а в самом Сибае ещё раньше, в 1962 году, — портрет мотористки медно-серного комбината Т. Абдрашитовой.

Павел Салмасов. Материнство. 1967 год. Холст. Масло.

В том же 1962 году я открыл для себя другую башкирскую деревню, которая так же, как Старый Сибай позднее Абзаково, сразу же и навсегда вошла в мое сердце: это Гадельша. Эта старая башкирская деревня с величественными тополями, голубой неглубокой речкой Тюяляс, берущей начало в Гадельшинском водопаде, стала героем многих моих произведений. Именно на основе впечатлений от реального пейзажа старой Гадельши написана картина «Утро. Новая деревня». Но на полотне — другая Гадельша, которую я придумал: новая, молодая, обустроенная, с белыми уютными домиками, нарядными людьми и молодыми деревьями — Гадельша моей мечты.

В Гадельше я оказался волею судьбы: я приехал в Сибайский зерносовхоз в очередную творческую ко­мандировку с целью сбора материалов для новой кар­тины, но мне очень хотелось открыть для себя старые горные деревни, находящиеся в глубине Ирендыка. Я знал, что в Гадельше, на месте, где когда-то стояли ме­четь и старая школа, располагается пионерский ла­герь, который тоже назывался Гадельша. Я обратился к директору зерносовхоза с просьбой направить меня на работу в лагерь руководителем изокружка. Дирек­тор с радостью согласился. Так я оказался в самом «сердце» Ирендыка — в деревне Гадельша. Прошло два месяца моей работы в пионерском лагере, лагерь закрывался, мне нужно было уезжать, а уезжать не хотелось. В Гадельше я подружился со многими деревен­скими жителями, и один из них, Исмагил Хабилов, предложил мне пожить у него. Ситуация повторилась: в доме Хабиловых меня встретили так же гостеприим­но, как в доме Байтуриных. И сегодня я и Эльвира Вла­димировна дружим уже с детьми Хабиловых, так же, как дружим мы с детьми Байтуриных. Когда сын Исмагила Айдар, служивший в рядах Советской Армии, был отправлен на войну в Афганистан, Эльвира Владимировна писала ему письма, поддерживала морально. Он вернулся из Афганистана с тяжёлым ранением и орденом Красной Звезды, и эта награда стала предметом гордости и для нашей семьи. Исмагил прекрасно играл на курае, я с упоением слушал эту протяжную ковыльную музыку и старые башкирские песни, влюблялся в башкир и башкирок. И даже когда Исмагил переезжал в другую любимую мою деревню, Абзаково, где работал трактористом совхоза, а его жена Зайтуна — дояркой, и куда я также приезжал на протяжении многих лет, как к себе домой, — меня по-прежнему тянуло в Гадельшу.

В одной из таких поездок в Гадельшу я был вместе с Михаилом Алексеевичем Назаровым. Мы остановились в доме ветерана Великой Отечестве-ной войны Касима и его жены Тайбы — тоже удивительно гостеприимных и приветливых людей. Именно благодаря сердечности таких людей, как Байтурины. Хабиловы, Касим и Тайба, я узнавал красоту и «душу» Зауралья, вникал в особенности устройства башооского дома, традиций башкирской семьи. Я лобы­зал даже на традиционной башкирской свадьбе, тра­диционных башкирских похоронах и настоящем са­бантуе. В Гадельше и Абзаково, помимо других моих произведений, были созданы картины на тему интерь­ера башкирского дома, причём картина «В башкир­ской избе» была написана в доме Хабиловых в Абза­ково. А через много лет, вновь заскучав по Гадельше, я написал картину «Гадельшинский водопад», кото­рый увидел ещё в 1962 году, в своё первое знакомство с Гадельшой, — увидел благодаря директору гадельшинского пионерского лагеря Зуфару. Мне стало не­ обходимо вновь прикоснуться к моей Гадельше, выра­зить свой восторг от её красоты и загадочности.

Сибай, Баймак, Старый Сибай, Гадельша, Абзако­во, Туймазинский район, Кандры-Куль (в Кандры-Куле я написал свою «Новую ветку»)... Красоте этих мест, душевной красоте людей, живущих в этих местах, я храню верность всю свою жизнь. И по-прежнему живу этой красотой. Поэтому хочется верить, что счастья в моей жизни было всё-таки больше и что художником я стал совсем не случайно.

Картины Павла Петровича Салмасова

Литературная обработка текста рукописи
Светланы Игнатенко