«Другое небо Шага» - о художнике Филарете Шагабутдинове - Часть 2

Глядя на графические работы Шага, на знакомые улочки и дворики, с тоской понимаешь, что всё это - безнадежно ушедшие чёрно-белые кадры нашего прошлого. Они вернулись на его по­лотна уже в разноцветном, сказочном виде - осыпаются с небес, водят хорово­ды, опутывают живой цепочкой нашей памяти, связывая прошлое с будущим. «Невозможно совершенно оградить себя от внешнего мира и, закрывшись в мастерской, писать красивые картинки. Хочешь ты того или нет, окружающая жизнь входит в тебя, находит отклик в твоей душе, а потом выливается в то или иное произведение» (Ф. Шага).

На той же улице и в то же вреЛш в полуподвальных мастерских, куда дру­зья входили прямо в окно, творили и другие молодые таланты - Р. Латфуллин, Р. Латыпов, А. Терегулов и прочие озорники и донкихоты, ломавшие каж­дый по-своему копья в борьбе против соцреализма. Что они творили! Свобода скакала между ними ошалелым телён­ком, заставляя выписывать самые без­умные кренделя. Неистовство любви и работы, бедность и буйные дебаты в подслеповатых подвалах - всё это очень густо мешалось вместе и - так уж во­дится у художников - называлось потом кем-то «становлением мастера», «кри­сталлизацией стиля».

С начала 90-х он сменил офортный станок на палитру и впустил на полотна цвет. Конечно, это случилось не вдруг - подошло время духовного синтеза, фи­лософских обобщений (используя тот же высокий слог). Принципы письма остались графическими - условность, угловатость авангарда, плотная компо­зиция. Но символы «созрели», стали объёмнее. И требовали более значи­тельного формата, чистых локальных цветов (словно лоскутных, народных) и больше воздуха - неба.

Филарет Шагабутдинов. Двое. Холст. Масло.

Небо - индикатор душевного на­строения художника. В небесах Ван Гога и Левитана, Констебля и Эль Греко ды­шится по-разному. Многие художники обходились и вовсе без неба. В картинах Филарета линия горизонта либо отсут­ствует, либо располагается так низко, что сомнений не остается - всё действо разворачивается там, в небесном теа­тре, в горних высотах. Многоцветные воздушные глыбы и струи - это не де­корации. Они живут бурной, обильной, непростой жизнью. Одно и то же небо может хмуриться кобальтом и метать стронциановые молнии, но посредством десятка-другого оттенков в другом углу холста оно предстанет самой персико­вой безмятежностью или нежно-зелё- ной печалью.

Композиционно небеса уравнове­шивают хаос земного предметного ядра («Очарование созерцания» и другие картины), к тому же автор не скупится на облачно-белый цвет, разбавляя ко­лористические сгустки - для лёгкости дыхания. Таким образом, небу принад­лежит всё - как бесспорному символу высокого, чистого, запредельного (в соответствии со своим традиционным символическим значением). Небо вби­рает в себя всё наше материальное. Бе­лый же цвет (которого, как известно, в чистом виде и не существует) - от­дельный символ и очень любим ху­дожником. Он акцентирует им важные моменты или, наоборот, успокаивает цветовую вакханалию (графический прием). Изящная незавершённость не­которых фигур, просто белые силуэты, не тронутые краской, как бы для свобо­ды зрительного восприятия, - это тоже из графики.

Филарет Шагабутдинов. Солнце - V. Холст. Масло.

Рассуждать о небесных конструкци­ях художника, который сам считает, что обречен на непонимание, - не совсем благодарная задача. «Искусство - аб­сурд возможного, - говорит он. - Зри­тель здесь ни при чём. Он не сможет по­нять, осознать мои мысли. Он, возмож­но, в состоянии сравнить их со своими, похожими на мои, только поверхностно. Нам не дано понять глубинность друг друга. Поэтому мы одиноки».

Но тем не менее, «человеку нужен воздух, рыбе - вода, а дереву - свет. Корнями оно уходит в землю, а ветвями к звёздам, оно - путь, соединяющий нас с небом». Этот стих А. де Сент-Экзюпери («Цитадель») убеждает меня перейти к следующему из пантеона сим­волов Филарета. Тем более, что сам он иногда сопровождает картины стихами и всё его искусство насквозь поэтично.

Итак, «ДРЕВО» (2002). Одна из ролей Дерева - давать жизнь, и это зву­чит в картине мощными мажорными аккордами. Это большое, знаковое по­лотно. Кроме «древа жизни», у нашего автора целый дендрарий самых редкост­ных экземпляров, несущих различную смысловую нагрузку. И если принять его утверждение, что небо и вода тожде­ственны, то очень уместно там и «Arbor Inversa» - дерево перевёрнутое, уходя­щее корнями в небо, - ещё один тра­диционный мифологический знак. Его деревья - скульптуры, мускульные по­рывы, любовная схватка, причудливые переплетения судеб (не всё же поэтизи­ровать ампутированные руки уфимских клёнов, хотя и в них есть своя бедная красота). И ещё они - фантазмы из снов.

Филарет Шагабутдинов. Мистика. Холст. Масло.

«Сад сновидений. Плутание», «Сад сновидений. Свечение» (2000 г.). В этом диптихе деревья тоже составляют осно­ву сюжета. «Плутание» - тревожный, почти кошмарный сон, болезненная ди­намика запутанных ветвей, в которых бьётся человек, мрачная цветовая гамма. А «Свечение», напротив, - это покой спящей природы, прекрасное таинство свечи во тьме. Глаз отдыхает на этой картине, словно мы проснулись после кошмарного сна. Комментарий самого автора: «Мне кажется, в жизни нужно чаще просыпаться и освобождаться от тех иллюзий, которые опутывают тебя необходимостью. Разбу­дить спящее сознание и зажечь свечу надежды». Хотелось бы упомянуть и взволнованное Белое дерево на карти­не «Букет на ветру», и замечательные по цвету и пластике прибрежные со­сны в «Розовых камнях», но не будем акцентироваться на древе, даже если оно и человекоподобно. Потому что в гуманистическом творчестве Шага при­сутствуют и люди. Правда, опять-таки в виде символов - «Мужчина-Женщи­на», «Старая яблоня», «Воскресенье», «Двое»... Даже в конкретных портретах, по-своему ярких, черты лиц стёрты, ус­ловны. Может быть, он просто не может рисовать их «похоже», как, к примеру, Левитан лошадь? Сам художник объ­ясняет это так: «В своих картинах я не пишу о сиюминутных переживаниях человека, поэтому не вижу необходи­мости акцентировать внимание на цвете глаз, губ и т.д. Мои персонажи статичны, несуетливы и лишены второстепенных деталей. Основные характеристики изо­бражаемых субъектов обеспечиваются условной графикой...».

Иногда он рассаживает их как на старых крестьянских фотографиях - как можно топорней... Иногда - в виде Троицы, и тогда они напоминают фигу­ры с самых ранних тверских икон своей наивной чинностью. Зачем чураться па­рафразов? Это - осмысление мирового опыта, ещё одна версия «сообщающихся сосудов». Одна из серий картин так и названа - «Парафразы». И, кстати, в ней мы встречаемся со вполне конкретными персонами, правда, гротесковыми, слов­но бы сделанными из папье-маше. Без­умный Ленин, Карл Маркс у Энгельса на коленях (заезжие немцы оценили эту шутку), вождь народов и брейгелевские слепые, ковыляющие из Кремля. Сло­вом, «Мистерия Russia». На ней почти совсем нет неба - всё занавешено крас­ными тряпицами. На другой картине в гипсовой фигуре с ракеткой можно узнать Ельцина. Обращением к исто­рической теме художник воздает дань (тавтология) нашей истории (опять тав­тология). Нет, не пишется на эту тему ни у меня, ни у него. Может быть, ему слышатся революционные голоса его любимых латинос - Ривейры, Маркеса, Борхеса? Всё-таки хорошо, что таких картин немного. Отдал дань, и ладно. Для него, для «человека мира», как он сам называет себя, эта тема тесновата.

Филарет Шагабутдинов. Сад сновидений. Холст. Масло.

Филарет создает свои микрокосмы. Ещё не дешифрованы им самим неко­торые символы - Птица («а птицы в листве - мои сны и мечты» (Хименес). Или Лодка. Забор. Лестница в небо. Творя на бессознательном уровне, он и не подозревает, что «лестница» или «забор» ещё с доколумбовой эпохи обо­значает «гребень», или мужское начало. Исследователь М.Л. фон Франц в статье «Психология волшебной сказки» пи­шет: «Назначение гребня - приводить волосы в порядок, а также скреплять их. Волосы - женское начало, источник магической силы». Вертикаль с гори­зонтальными черточками - взаимопро­никновение этих двух начал.

Однако символический анализ - это всё-таки нечто зыбкое, какое-то подо­зрительное картезианство, обесцени­вающее чудеса откровений. Как сказал В. Набоков в «Даре»: «Всё это только символы, символы, которые становят­ся обузой для мысли в то мгновение, когда она приглядится к ним». Изряд­но сказано! Не оттого ли Филарету так трудно рассказать, о чём картина? Он предпочитает созерцать, копить, складывать в свой сундучок и снова вынимать - играть. Придумывать и тут же нарушать правила формы, цвета, перспективы, симметрии - всё осталь­ное скучно. Так уж у них, у художников, водится.

Начало статьи: «Другое небо Шага» - о художнике Филарете Шагабутдинове

Картины художника Филарета Шагабутдинова

Эльвира Каримова

Журнал «Бельские просторы» №5 2013 год